Нам часто говорят, что Бог создал нас равными. Что мы сами выбираем, кем мы станем. Это ложь. За свою жизнь я множество раз убеждался, насколько это не так.
С того самого дня, как мы с Тедди проявились нам свет, между нами существовала неразрывная связь. Мы были не просто братьями, нет. Мы были похожи как две капли воды. Как идущие точно секунда в секунду часы. Как две половины одного целого. По крайней мере, так я считал. Потом я понял, что я ошибался.
Мы были одинаковыми, но мы не были равными. Все любят Тедди, и никто не любит Теодора. Вот и весь секрет. Почему? Я не знаю, ведь мы были созданы одинаковыми. Он, всего на минуту старше меня - вот и все отличия.
И тем не менее, у меня был какой-то ужасный, очевидный для каждого, кроме меня изъян, которого был лишен Тедди. Впервые, я заметил это ещё на фабрике.
В упаковочном цехе работала желтокожая девочка-подросток. Она брала игрушки из большой корзины, куда они выпадали прямо с конвеера, клала их в полиэтиленовый пакет, который затем заваривала и укладывала в коробку, в которой их потом погрузят на корабль.
Мы с Тедди были в то утро первыми в очереди. Тэдди был старше, поэтому она взяла его первым. Я тем временем, лежал в корзине, на самом верху, и видел все. Я видел, как она взяла его в руки, видел, как пристально она на него посмотрела. Как повертела в руках, а потом, буквально на секунду прижала его к своей груди. Видел, как она улыбалась, а в уголках ее глаз блестели слезы, и как бережно она упаковала его и уложила в коробку.
Потом настал мой черед. Она посмотрела на меня, и улыбка пропала с ее лица. По щеке скатилась слеза. Она быстро положила меня в пакет, запаковала и со злостью бросила на дно коробки.
От удара я отключился, и очнулся только в трюме. Я лежал в темноте, в окружении своих братьев и не понимал: чем я заслужил ее гнев? Что со мной было не так? Я лежал, и многие дни, возможно даже недели, думал над тем, что же за изъян увидела во мне эта маленькая азиатка?
Потом, когда наше путешествие подошло к концу, мы все разъехались по разным магазинам. Не знаю, куда отправились остальные. Наша с Тедди коробка оказалась в небольшом магазинчике, под гордым названием “Старшоп”. Это была причудливая смесь книжного, сувенирной лавки и травницы. А еще там продавали виниловые пластинки и игрушки.
Тедди сразу стал душой компании и всеобщим любимцем. Фарфоровые куклы и войлочные зайцы наперебой распрашивали его о далекой стране, откуда мы были родом и о нашем путешествии через океан. Эту историю могли бы с тем же успехом рассказать и Тед, и Тео, и даже Федор с Теодорихом. Словом, любой из нас. Но все, точно сговорившись, решили, что лучший рассказчик среди нас -- именно Тедди, и раз за разом требовали историй от него. Никто из нас не возражал. Многие и сами любили послушать нашу историю именно в его пересказе. Например, Тед утверждал, что когда историю рассказывает Тедди, Тед чувствует себя героем приключенческого романа.
И так обстояли дела всегда и всюду. Мы садились пить чай -- Тедди непременно сажали во главе стола. Мы играли в школу -- он был учителем. Играли в больницу -- был врачем. Когда мы устраивали спектакли, Тедди всегда доставалась главная роль. А когда нас выставляли на продажу, естественно, именно Тедди посадили в витрину. Самое страное, что никто, кроме меня этого не замечал. Ни Тэд, ни Тео, ни Федор, ни даже Теодорих, который всегда казался мне проницетельнее прочих.
А я просто не хотел в этом участвовать. Не хотел быть тенью брата, подобно остальным. Сначала, я перестал играть вместе с ними. Потом перестал ходить на чаепития. Потом перестал здороваться сначала с куклами, потом с зайцами, а потом и с остальными игрушками. Кроме разве что солдатиков, которые были ужасно обидчивыми, и до нелепости злопамятными. Такие, если с кем-нибудь из них не поздороваться, могли потом и поколотить.
Однажды зимним утром, в магазин приехала новая игрушка. Это была тряпичная кукла с фарфоровой головкой. У нее были короткие рыжие волосы, веснушчатое лицо и пронзительно яркие бирюзовые глаза. Но самым поразительным в ней было то, что из трех братьев, оставшихся в магазине, она разговаривала не только с сидевшим в витрине Тедди, но и с тихим мечтателем Тео, и даже, что казалось совершенно невероятным, со мной.
Со временем, у нас четверых завязалось что-то вроде дружбы. Поначалу, мы трое дружили с Аннабель. Но постепенно, Тедди стал прислушиваться сначала к Тео, а потом и ко мне. Я был счастлив. Аннабель, Тео и Тедди стали моей семьей. Другие игрушки иногда похихикивали над нами, но мне было плевать. А потом, Тео купили. и мы остались втроем.
Мы и радовались, ведь каждая игрушка хочет, чтобы ее купили, и грустили, ведь его больше не было с нами. Эта светлая грусть, как мне казалось, еще больше сплотила нас. Когда рабочий день заканчивался, мы сидели втроем у окна, смотрели на снегопад и говорили о том, о сем. Иногда, вспоминали Тео.
Так нас и застал хозяин магазина. На Аннабель он не обратил внимания, а нас с Тедди он взял и долго вертел в руках. Потом он рассмеялся каким-то своим мыслям и посадил в витрину нас обоих. Потом он сложил из картона два ценника, которые поставил рядом с нами. Тедди стоил двадцать долларов, а я два. Я снова сидел, и не мог понять: в чем я виноват, и как так вышло?
Вечером Тедди ушел, а я остался сидеть. Никто не запрещал мне встать и уйти, но лапы не слушались меня. Меня не покидала обида за то, что меня будто сводили в сказку, а потом отобрали все. Я просидел без движения много часов. Уже заполночь я наконец понял, что хочу увидеть Аннабель. Мне нужно было поговорить, ведь теперь она была моим единственным другом. Но тут я услышал их. Аннабель и Тедди весело над чем-то смеялись. В то самое время, как я мой мир рушился, и я нуждался в них больше всего.
Я не пошел к ним. Вместо этого я пошел в ту часть магазина, где продавались сувениры. Я взял там складную бритву с резной рукояткой из темного палисандра и вернулся в витрину, где просидел до утра и весь следующий день. Вечером Тедди спросил меня, не собираюсь ли я опять просидеть всю ночь в витрине? Я покачал головой, но сказал, что догоню его чуть позже.
Едва он повернулся ко мне спиной, я выхватил спрятанную внутри ценника бритву, и несколько раз наотмаш ударил его по спине. Тедди упал. Я подошел и медленно, смакуя и злорадствуя, распорол его плюшевую голову, из которой тут же полетели во все стороны опилки. И только тогда, я услышал, как кричит Аннабель.
Крик отрезвил меня, и я уронил бритву. Аннабель налетела на меня. Она била меня в грудь своими маленькими кулачками, кричала, что я сошел с ума, что Тедди ни в чем не виноват. Я не шевелился. Я смотрел на нее. Смотрел, как по ее фарфоровому лицу текут слезы. “Отстань!” - крикнул я ей, и с силой толкнул в грудь. Она упала на спину, и ее головка со звоном ударилась о пол. Её пустые глаза все еще оставались такими же ярко-бирюзовми. А я пошел обратно в витрину: смотреть на снегопад и ждать рассвета.
С того самого дня, как мы с Тедди проявились нам свет, между нами существовала неразрывная связь. Мы были не просто братьями, нет. Мы были похожи как две капли воды. Как идущие точно секунда в секунду часы. Как две половины одного целого. По крайней мере, так я считал. Потом я понял, что я ошибался.
Мы были одинаковыми, но мы не были равными. Все любят Тедди, и никто не любит Теодора. Вот и весь секрет. Почему? Я не знаю, ведь мы были созданы одинаковыми. Он, всего на минуту старше меня - вот и все отличия.
И тем не менее, у меня был какой-то ужасный, очевидный для каждого, кроме меня изъян, которого был лишен Тедди. Впервые, я заметил это ещё на фабрике.
В упаковочном цехе работала желтокожая девочка-подросток. Она брала игрушки из большой корзины, куда они выпадали прямо с конвеера, клала их в полиэтиленовый пакет, который затем заваривала и укладывала в коробку, в которой их потом погрузят на корабль.
Мы с Тедди были в то утро первыми в очереди. Тэдди был старше, поэтому она взяла его первым. Я тем временем, лежал в корзине, на самом верху, и видел все. Я видел, как она взяла его в руки, видел, как пристально она на него посмотрела. Как повертела в руках, а потом, буквально на секунду прижала его к своей груди. Видел, как она улыбалась, а в уголках ее глаз блестели слезы, и как бережно она упаковала его и уложила в коробку.
Потом настал мой черед. Она посмотрела на меня, и улыбка пропала с ее лица. По щеке скатилась слеза. Она быстро положила меня в пакет, запаковала и со злостью бросила на дно коробки.
От удара я отключился, и очнулся только в трюме. Я лежал в темноте, в окружении своих братьев и не понимал: чем я заслужил ее гнев? Что со мной было не так? Я лежал, и многие дни, возможно даже недели, думал над тем, что же за изъян увидела во мне эта маленькая азиатка?
Потом, когда наше путешествие подошло к концу, мы все разъехались по разным магазинам. Не знаю, куда отправились остальные. Наша с Тедди коробка оказалась в небольшом магазинчике, под гордым названием “Старшоп”. Это была причудливая смесь книжного, сувенирной лавки и травницы. А еще там продавали виниловые пластинки и игрушки.
Тедди сразу стал душой компании и всеобщим любимцем. Фарфоровые куклы и войлочные зайцы наперебой распрашивали его о далекой стране, откуда мы были родом и о нашем путешествии через океан. Эту историю могли бы с тем же успехом рассказать и Тед, и Тео, и даже Федор с Теодорихом. Словом, любой из нас. Но все, точно сговорившись, решили, что лучший рассказчик среди нас -- именно Тедди, и раз за разом требовали историй от него. Никто из нас не возражал. Многие и сами любили послушать нашу историю именно в его пересказе. Например, Тед утверждал, что когда историю рассказывает Тедди, Тед чувствует себя героем приключенческого романа.
И так обстояли дела всегда и всюду. Мы садились пить чай -- Тедди непременно сажали во главе стола. Мы играли в школу -- он был учителем. Играли в больницу -- был врачем. Когда мы устраивали спектакли, Тедди всегда доставалась главная роль. А когда нас выставляли на продажу, естественно, именно Тедди посадили в витрину. Самое страное, что никто, кроме меня этого не замечал. Ни Тэд, ни Тео, ни Федор, ни даже Теодорих, который всегда казался мне проницетельнее прочих.
А я просто не хотел в этом участвовать. Не хотел быть тенью брата, подобно остальным. Сначала, я перестал играть вместе с ними. Потом перестал ходить на чаепития. Потом перестал здороваться сначала с куклами, потом с зайцами, а потом и с остальными игрушками. Кроме разве что солдатиков, которые были ужасно обидчивыми, и до нелепости злопамятными. Такие, если с кем-нибудь из них не поздороваться, могли потом и поколотить.
Однажды зимним утром, в магазин приехала новая игрушка. Это была тряпичная кукла с фарфоровой головкой. У нее были короткие рыжие волосы, веснушчатое лицо и пронзительно яркие бирюзовые глаза. Но самым поразительным в ней было то, что из трех братьев, оставшихся в магазине, она разговаривала не только с сидевшим в витрине Тедди, но и с тихим мечтателем Тео, и даже, что казалось совершенно невероятным, со мной.
Со временем, у нас четверых завязалось что-то вроде дружбы. Поначалу, мы трое дружили с Аннабель. Но постепенно, Тедди стал прислушиваться сначала к Тео, а потом и ко мне. Я был счастлив. Аннабель, Тео и Тедди стали моей семьей. Другие игрушки иногда похихикивали над нами, но мне было плевать. А потом, Тео купили. и мы остались втроем.
Мы и радовались, ведь каждая игрушка хочет, чтобы ее купили, и грустили, ведь его больше не было с нами. Эта светлая грусть, как мне казалось, еще больше сплотила нас. Когда рабочий день заканчивался, мы сидели втроем у окна, смотрели на снегопад и говорили о том, о сем. Иногда, вспоминали Тео.
Так нас и застал хозяин магазина. На Аннабель он не обратил внимания, а нас с Тедди он взял и долго вертел в руках. Потом он рассмеялся каким-то своим мыслям и посадил в витрину нас обоих. Потом он сложил из картона два ценника, которые поставил рядом с нами. Тедди стоил двадцать долларов, а я два. Я снова сидел, и не мог понять: в чем я виноват, и как так вышло?
Вечером Тедди ушел, а я остался сидеть. Никто не запрещал мне встать и уйти, но лапы не слушались меня. Меня не покидала обида за то, что меня будто сводили в сказку, а потом отобрали все. Я просидел без движения много часов. Уже заполночь я наконец понял, что хочу увидеть Аннабель. Мне нужно было поговорить, ведь теперь она была моим единственным другом. Но тут я услышал их. Аннабель и Тедди весело над чем-то смеялись. В то самое время, как я мой мир рушился, и я нуждался в них больше всего.
Я не пошел к ним. Вместо этого я пошел в ту часть магазина, где продавались сувениры. Я взял там складную бритву с резной рукояткой из темного палисандра и вернулся в витрину, где просидел до утра и весь следующий день. Вечером Тедди спросил меня, не собираюсь ли я опять просидеть всю ночь в витрине? Я покачал головой, но сказал, что догоню его чуть позже.
Едва он повернулся ко мне спиной, я выхватил спрятанную внутри ценника бритву, и несколько раз наотмаш ударил его по спине. Тедди упал. Я подошел и медленно, смакуя и злорадствуя, распорол его плюшевую голову, из которой тут же полетели во все стороны опилки. И только тогда, я услышал, как кричит Аннабель.
Крик отрезвил меня, и я уронил бритву. Аннабель налетела на меня. Она била меня в грудь своими маленькими кулачками, кричала, что я сошел с ума, что Тедди ни в чем не виноват. Я не шевелился. Я смотрел на нее. Смотрел, как по ее фарфоровому лицу текут слезы. “Отстань!” - крикнул я ей, и с силой толкнул в грудь. Она упала на спину, и ее головка со звоном ударилась о пол. Её пустые глаза все еще оставались такими же ярко-бирюзовми. А я пошел обратно в витрину: смотреть на снегопад и ждать рассвета.
Комментариев нет:
Отправить комментарий